Ильф с Петровым говорили слова.
Слова эти превращались в картошку.
С картошкой люди поступали по-разному.
На бульваре заседал
Профсоюз сидящих
И прохода не давал
Партии стоящих
Впереди колонны сел
Главный заседатель
Он в сиденьи преуспел –
С малых лет читатель
Высоко сидеть привык
И глядеть далёко
Вычитал из умных книг
Что ходить – морока
Лучше просидеть всю жизнь
Верным быть призванью
Чем талант свой загубить
Ходя от зданья к зданью
Оглашает председатель
Манифест горячий:
«Горже всех имён звучит:
Человек сидячий!»
Негодуют постояльцы
Плачут прихожане
Лежебоки крутят пальцы
Лёжа на диване
«Что нам делать? Как нам быть?
Власти нас надули!
Как без стула жизнь проплыть?» –
Скорбно затянули
Перепутал профсоюз
В городке все карты
Те, кто у доски стоял,
Сели все за парты
«Правды нет в ногах! – кричат –
Слава заседанью!
Homo sedentus – виват
Тайна мирозданья!»
Крайне важную роль в интеллектуальной жизни Палаточного городка играла полемика об истинной природе бутерброда. Полемика эта велась лидером тяжёлой группы «Бутерброд» Антрекотом и всеми уважаемым Водомером, и велась она уже несколько десятилетий.
Жаркие дебаты проходили обычно каждую субботу в Долине ассамблей. Послушать оппонентов собиралась вся многочисленная общественность городка. Само собой разумеется, обе стороны этой полемики руководствовались исключительно безграничной любовью к истине, и дискуссия велась в духе взаимного уважения и научной объективности.
И Антрекот, и Водомер были подлинными ценителями и знатоками бутерброда. Но вот взгляды их на природу этого культурно-кулинарного явления существенно различались в нескольких ключевых моментах.
К примеру, Антрекот придерживался мнения, что бутерброд не может именоваться таковым при отсутствии хотя бы одного из традиционных элементов – скажем, сыра. Водомер же, в свою очередь, обвинял Антрекота в формализме и призывал его принять более гуманистическую точку зрения, заключавшуюся в том, что для получения бутерброда достаточно намазать кусок чёрного хлеба маслом. В ответ на это Антрекот невозмутимо заявлял, что в эпоху относительного благополучия в городке такой аскетизм ничем не оправдан и даже попахивает блатной романтикой. Однако Водомер не сдавался.
– Вот, уважаемый, смотрите: я беру кусок хлеба и обильно мажу его маслом. Теперь я поднимаю его высоко над головой и выпускаю из руки. Видите, как падает?! То-то же! В любой академии наук вам скажут, что такая динамика падения свойственна только бутерброду, голубчик. Полистайте энциклопедии сначала, а потом уж спорьте.
В общем, обе стороны полемики были хорошо подкованы теоретически и полны веры в свою правоту, а это означало, что окончательного решения этой научной проблемы в скором будущем не предвиделось, и жителям городка был обеспечен увлекательный досуг по субботам на долгие годы вперёд.
У Петрова была на редкость странная манера праздновать свой день рождения. Как только наставал этот день, он залезал в свою палатку и сидел там. Бывало, сидит так дня три. Темно у него в палатке, не видно ни зги, а Петров радиолу свою настроит на нужную волну и слушает. И не впускает никого – метлой отбивается от гостей.
Люди поначалу пытались вытаскивать Петрова из палатки крюками, сачками и удочками. Пробовали даже залезть к нему через дымоход и делать подкопы – ничего не помогало. В конце концов оставили его в покое – пускай себе купается в радиоволнах.
А когда на четвёртый день Петров наконец вылезал из палатки, то утверждал, что именно таким образом свой день рожденья празднуют индейцы навахо, и ему хотелось бы сохранить этот древний обычай.
И сохранил ведь!
Однажды у Ильфа накопилось слишком много мыслей для одной головы. Держать все их в голове становилось невозможно, а выкинуть было некуда – да и неясно было, какие выкинуть, а какие оставить. В общем, странная ситуация сложилась: голова у Ильфа одна, а мыслей в ней на три головы. Отчаявшись найти выход в одиночку, Ильф решил наведаться за советом к Петрову – может, тот подскажет, как ему быть.
Значит, пришёл Ильф к товарищу, уселся за стол с самоваром и, намереваясь сразу же перейти к сути дела, приоткрыл рот… как вдруг Петров, припукнув, вытаращил глаза:
— Это что, извольте-с, у вас изо рта торчит?
Тут Ильф аж забыл, что хотел сказать. Цапнул пальцами во рту – и вправду, торчит что-то. Принялись товарищи за работу – стали вытаскивать из Ильфова рта какую-то громоздкую вещь. Петров даже упёрся ногой товарищу в лоб – такое неуклюжее было предметище. В конце концов гуцулы с грохотом вырвали что-то и ахнули, упав на пол: рядом лежал саквояж довольно больших габаритов.
— Ильф, вы случайно не догадываетесь, кто мог запихнуть вам в голову саквояж?
— Да мне и в голову не приходило такое, дорогой Петров. Чертовщина какая-то! Может, Портянкин решил пошутить? Хотя ему в голову вообще ничего не приходит…
Не успели они отдышаться, как Ильф почувствовал в области головы такие спазмы, как будто в ней рождалась Вселенная. На сей раз из головы Ильфа через ухо вылетел граммофон. За ним через некоторое время последовали печатная машинка, стол, тарантас и чайный сервиз. Всё это добро неизвестно сколько времени лежало в голове Ильфа без ведома хозяина – неудивительно, что его голова была такой тяжёлой. Если бы не Петров, то, может быть, так и лежало бы себе дальше.
— Да у вас, уважаемый, в голове целый хозяйственный инвентарь разместился! – воскликнул Петров. – Вы уж так не запускайте свой кочан, проводите в нём инвенторизацию регулярно!
Ильф последовал совету товарища, и с того дня стал периодически прочищать голову: главное было просто вовремя вытаскивать из головных ущелий превратившуюся в неудобоваримый предмет мысль – а тут уже было просто решить, нужна она такая в жизни гуцула или нет. Вот так мысли его стали ясными и лёгкими, а сам Ильф стал сиять как начищенный самовар Петрова.
Недавно в Палаточном городке, к великому беспокойству некоторых его долгожителей, появилась первая тяжёлая группа, именующая себя «Бутерброд». Её члены жили обособленно, на окраине городка возле леса и гор, пугали своим грозным видом слабонервных и общались с человечеством преимущественно через своё музыкальное творчество. Чтобы всё-таки разобраться в философии группы «Бутерброд», а также избавить сообщество городка от ненужных страхов, Ильф и Петров Гуцулы поручили начинающему журналисту Желторотову посетить таинственное логово «Бутерброда» и организовать чрезвычайную беседу с группой. Записанная беседа здесь, собственно, и приводится.
Примечание журналиста: поскольку двое остальных членов «Бутерброда» отличаются крайней молчаливостью, на все вопросы ответил идейный и духовный лидер группы Антрекот.
Желторотов: Почему вам показалось необходимым создать в городке такую тяжёлую группу?
Антрекот: Мы не видели другой альтернативы. В каждом Палаточном городке должен быть свой «Бутерброд».
Ж.: Некоторые жители опасаются всплеска агрессии и насилия в связи с появлением вашей группы и её тяжёлой музыки. Имеют ли основание такие опасения?
А.: Существование «Бутерброда» как раз и предотвращает этот всплеск. Мы выражаем всю тёмную энергию, накапливающуюся в головах жителей городка, в наименее опасной форме.
Ж.: Какое послание несёт в себе музыка «Бутерброда»?
А.: Житель городка должен быть бодреньким и не хлопать ушами – это мы и пытаемся донести до слушателя. К сожалению, многие забывают это.
Ж.: Проповедуете ли вы здоровое питание?
А.: Мы олицетворяем здоровое питание. Любой уважающий себя диетолог вам это подтвердит.
Ж.: Ходят слухи, что недавнее чрезвычайное небесное явление, которое привело в ужас весь мир, как-то связано с вашей… тёмной кулинарной деятельностью. Это… правда?
А.: (Очень продолжительная пауза; Антрекот, не мигая, таращится на журналиста) Это, собственно, было испытание нашего секретного кухонного оборудования «Вельзевул-3». Так мы хотели обратить внимание всего мира на отсутствие здорового питания. Больше про это я пока ничего сказать не могу.
Ж.: Существует мнение, что члены «Бутерброда» являются последователями одного из трулялендских культов. Это так?
А.: Мне кажется, вы не понимаете, в чём тут суть, и поэтому задаёте не те вопросы. Я не вижу смысла продолжать эту беседу. (Сказав это, Антрекот делает вторую и последнюю продолжительную паузу — он застывает перед журналистом, таращась на него страшным взглядом так долго, что у журналиста осталось храбрости сделать только одно: убежать.)
Так чрезвычайная беседа Желторотова с «Бутербродом» преждевременно закончилась по причине неопытности журналиста. Желая хоть как-то компенсировать свою оплошность, он приложил к записи беседы немногословный, но красноречивый текст одной из песен «Бутерброда» под названием «Возвращение в тёмную кухню»:
Порежь хлеееееб!
Намажь его маааааааслом!
Не забудь колбасуууууу!
Немножко укроооооооопаааа!
ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩИЙ ПРОИГРЫШ И ПРИПЕВ:
Сыыыыыыыыыыыыыырррррррррррр!
Некоторые жители Палаточного городка очень скоро начали в нём не помещаться. Они не помещались ни в своих палатках, ни на улицах городка, ни в географических координатах, ни в умах и чашах терпения других жителей. Про них даже поговаривали, что они совсем без гармошки. Пришлось выпроводить их из Палаточного городка и основать для них на безопасном расстоянии (туда не вела ни одна порядочная дорога) новый городок. В нём даже не учредили амбасады Палаточного городка им. Ильфа и Петрова Гуцулов. Учитывая характер его жителей, новый городок наименовали Трулялендом, и большинство обитателей Палаточного городка постарались тут же забыть о его существовании.
Да, чудной это был городишко… Все улицы и переулки Труляленда были проложены таким образом, что идущий по ним человек всегда возвращался в то же самое место, с которого и начинал свой путь. Однако это вовсе не смущало самих жителей Труляленда, как не смущало их и полное отутствие палаток и даже Дома Советов, вследствие чего никто никогда ничего не знал наверняка, и всё делалось шиворот-навыворот. Такое положение дел ничуть не волновало трулялендцев, так как они были заняты тем, что день напролёт плясали и разгуливали на ушах по улицам городка, попеременно здороваясь друг с другом (хотя имена друг друга они уже забыли). Общественная жизнь Труляленда представляла собой нескончаемую петрушку. Никто ни за что не отвечал и не желал отвечать.
Из Палаточного городка в Труляленд отправлялись три этнографические экспедиции, но никто из их участников не вернулся. Позднее воздухоплаватели, пролетавшие над (или под?) Трулялендом на дирижаблях, говорили, что видели их танцующих «Бубамару» в общей куче на улице безалаберного городка. Больше охотников увидеть Труляленд изнутри не нашлось. Уважающие себя родители пугали Трулялендом непослушных детей.
А в самом Палаточном городке после основания Труляленда стало совсем спокойно. Остались только люди, чётко различающие верх, низ, право и лево, и все они занимались своими полезными делами.
Однако Ильф с Петровым, как и некоторые другие прозорливые жители городка, отдавали себе полный отчёт в том, что со временем Труляленд может не поместиться даже в своих собственных зыбких границах…
Неподалёку от Палаточного городка, совсем рядом с Лесом смыслов, было расположено одно чуднóе учреждение – Пансион скучных тёток. Учреждение это никогда не пустовало и вечно скучало. Откровенно говоря, жители городка побаивались туда заглядывать, и даже когда ходили за грибами в Лес смыслов, зачастую делали километровую дугу, чтобы, упаси боже, ненароком не забрести в пансион и не заскучать. Нужно отметить, боязнь их не была лишена оснований – вирус, который отравлял жизнь обитающих в пансионе тёток, передавался по воздуху.
Если уж говорить совсем начистоту, в пансионе не было даже персонала. Персонал от этой беспробудной скуки давно сбежал, так что тётки скучали в одиночестве и, по сути дела, были брошены на произвол судьбы. Администрация степень скуки проверяла только делая регулярные телефонные звонки и терпеливо выслушивая произносимые гудящим голосом скучные ответы на не менее скучные вопросы. Конечно же, рассказывать скучным тёткам было нечего, так как, сидя в своих комнатах или на веранде пансиона, они в сотый раз перечитывали один и тот же скучный роман и каждый день безвозвратно старели.
Однако в один ужасно скучный день во дворе пансиона нарисовался обшарпанный драндулет, в котором сидел какой-то усатый и, по-видимому, довольно хитрый тип в шляпе. Тётки навострили уши. Усатый тип нескольно раз нажал на гудок драндулета. Тётки гурьбой высыпали на веранду, протирая глаза и щипая друг друга за мягкие места – уж не мерещится ли им? Тогда тип ловко выскочил из драндулета, завёл патефон, раскрыл жёлтый чемодан, достал из него какую-то склянку с этикеткой и бодрым голосом провозгласил:
««Тёткомолодин» – множество причин! Изготовлен по оригинальному рецепту профессора Доброздравского! Употребляйте «Тёткомолодин» и забудьте о скуке, старости и параное! Всего лишь через месяц вы сможете сказать: «Здравствуй, юность!»»
Через минуту чемодан странствующего продавца опустел, а портмоне потолстело. Одним словом, никто не остался в накладе. Тётки тут же начали принимать чудо-препарат и почувствовали, как скука понемногу рассеивается.
А через месяц пансион и вправду закрыли из-за полного отсутствия пациентов. «Тёткомолодин» оказался таким эффективным, что скоро у профессора Доброздравского совсем не осталось потенциальных клиентов, и он обанкротился.
Неподалёку от Палаточного городка, совсем рядом с Лесом смыслов, было расположено одно чуднóе учреждение – Пансион скучных тёток. Учреждение это никогда не пустовало и вечно скучало. Откровенно говоря, жители городка побаивались туда заглядывать, и даже когда ходили за грибами в Лес смыслов, зачастую делали километровую дугу, чтобы, упаси боже, ненароком не забрести в пансион и не заскучать. Нужно отметить, боязнь их не была лишена оснований – вирус, который отравлял жизнь обитающих в пансионе тёток, передавался по воздуху.
Если уж говорить совсем начистоту, в пансионе не было даже персонала. Персонал от этой беспробудной скуки давно сбежал, так что тётки скучали в одиночестве и, по сути дела, были брошены на произвол судьбы. Администрация степень скуки проверяла только делая регулярные телефонные звонки и терпеливо выслушивая произносимые гудящим голосом скучные ответы на не менее скучные вопросы. Конечно же, рассказывать скучным тёткам было нечего, так как, сидя в своих комнатах или на веранде пансиона, они в сотый раз перечитывали один и тот же скучный роман и каждый день безвозвратно старели.
Однако в один ужасно скучный день во дворе пансиона нарисовался обшарпанный драндулет, в котором сидел какой-то усатый и, по-видимому, довольно хитрый тип в шляпе. Тётки навострили уши. Усатый тип нескольно раз нажал на гудок драндулета. Тётки гурьбой высыпали на веранду, протирая глаза и щипая друг друга за мягкие места – уж не мерещится ли им? Тогда тип ловко выскочил из драндулета, завёл патефон, раскрыл жёлтый чемодан, достал из него какую-то склянку с этикеткой и бодрым голосом провозгласил:
««Тёткомолодин» – множество причин! Изготовлен по оригинальному рецепту профессора Доброздравского! Употребляйте «Тёткомолодин» и забудьте о скуке, старости и параное! Всего лишь через месяц вы сможете сказать: «Здравствуй, юность!»»
Через минуту чемодан странствующего продавца опустел, а портмоне потолстело. Одним словом, никто не остался в накладе. Тётки тут же начали принимать чудо-препарат и почувствовали, как скука понемногу рассеивается.
А через месяц пансион и вправду закрыли из-за полного отсутствия пациентов. «Тёткомолодин» оказался таким эффективным, что скоро у профессора Доброздравского совсем не осталось потенциальных клиентов, и он обанкротился.